– Не Богом единым, – съязвил пленник, если не злоупотребляя, то пользуясь моими угрызениями. Как ни крути, нынешним своим состоянием Калида обязан мне. Хотя остановить иным способом его вряд ли бы удалось…
– Я начинаю думать, что Бога подбросили нарочно, лишь бы отвлечь, и что главная опасность исходит не от него.
– Глубокая мысль, – сказал Калида и добавил с внезапной серьезностью: – В последние дни и мне чудилось похожее. Правда, осознать это я не успел.
Камешек в мой огород. Но и у меня за пазухой полно каменьев.
– Выходит, ты лишь служил кому-то завесой, а я сражался с мельницами?
– По крайней мере эту завесу ты сорвал, – заметил он, словно утешая.
– Чтоб увидать следующую?
– Ну, что тут скажешь? Зри в корень.
– Советчик!.. И где ж он, этот корень?
– Н-да. – Калида вздохнул, точнее, за неимением груди, изобразил вздох, и вдруг сменил тему: – Что-то давно Ланочка не звонила!..
– Молчал бы, а?
Об этом я мог только просить. По негласному, но понятному обоим соглашению, Калида волен был изгаляться на любые темы – лишь бы его не слышали другие. Эдакий несмолкающий глас моей совести… Хотя и чудно видеть Калиду в такой роли.
А звонок от Ланы не замедлил, раздался как по заказу. Это становилось традицией – каждую ночь, почти в одно время. Хорошо, Калида в такие минуты помалкивал, сохраняя право слышать наши беседы. Затем и комментировать их, уже наедине со мной.
Давно прошли дни… даже недели, месяцы… когда я отчаянно, до скрежета зубовного, ждал ее звонка – лучше бы, конечно, в дверь. Хотя уже тогда понимал, что толку от ее визитов не будет. Нельзя войти дважды – в реку ли, в женщину.
– Ничего не узнал про мою дочь? – спросила Лана, только возникнув на экране. Кажется, это сделалось у нее навязчивой идеей. Столько лет прожила бездетной – и вдруг взыграло материнство!..
– Работы ведутся, – ответил я, как обычно. – Если что всплывет, сразу сообщу.
На моем экране женщина выглядела как ожившая картина – портрет в натуральную величину, к тому же тщательно выписанный, с сочными красками и ощущением объема. А выряжена, слава богу, без излишеств: в просвечивающий халат, мало что скрывавший. Хотя переоделась только что – судя по метинам, еще проступавшим на белой коже. Вместе с убранством Главной Матери, придуманным самой же, Лана сбросила с себя чопорность, потребную, как она считала, при таком статусе. Сейчас женщина восседала на своей кровати, но иногда звонила прямо из ванны, хотя бы передо мной не разыгрывая скромницу. Вдобавок понимала, что мне приятно на нее смотреть – до сих пор, спустя столько времени.
– Как ваш матриархат, пока оправдывает себя? – поинтересовался я. – А Горынычи не шалят больше? Имей в виду, после третьей смерти им не ожить. И новую пирамиду без папы-Кощея не выстроить. Да и я буду возражать.
В ожидании ответа Калида словно бы затаил дыхание. (Хотя откуда оно у него – без легких-то?) Все ж родная кровь, наследнички.
– Трудности, конечно, есть, – с интонациями, которые так меня бесят, заговорила Лана, глядя в сторону. – Но общими усилиями мы…
– Скажи уж прямо, – перебил я, – хреновые дела.
Женщина замялась, затем выдавила:
– В общем… да.
Теперь она посмотрела прямо в глаза. Этого я тоже не люблю, но лучше уж так.
– Чего ж не хватает: силы, разума, средств?
– Да просто я не понимаю, что творится вокруг! – сказала Лана, будто цитируя меня. – Ты же считал: с устранением Отца наладится все, – да и я в это верила. А теперь… Что нам делать, Род?
– Пока не высовываться. – Я говорил с уверенностью, которой не испытывал. – Свои матримониальные намерения придержите до лучших времен. По моим ощущениям, в любой миг может разразиться бойня. Сидите в своем подземелье, проедайте накопления Калиды – авось ураган пронесется над головой. Пару-то недель выдержите?
– Мы постараемся, куда ж деваться!..
– Да, кстати, – прибавил я, затылком ощущая второй взгляд, будто пытающийся высверлить во мне дыру. – На днях заимел новый комп, еще покруче Дворецкого. Можешь располагать им для своих нужд… А хочешь, он будет походить на Калиду?
– Ради Бога, Род! – не удержалась она от вскрика. – Только не это.
– Вашего Бога я спровадил в ад, – напомнил я. – Если не прикончил вовсе. А как мощи его мессии: не тлеют еще?
– Тебя впрямь это заботит? Или насмехаешься?
– Раньше различала.
– Раньше!.. Раньше-то многое было по-иному.
Помолчав, Лана ответила:
– Нет, тело Отца не меняется.
– Надо же!
– А что с его головой?
– Такая же пустая, – хмыкнул я. – По-твоему, пялюсь на нее каждый день?
Как будто это не так!..
– Может, все-таки вернешь?
– Мало тебе проблем? А вдруг Отец оживет?
Как раз этого Лана хотела меньше всего. Соблюсти приличия – куда ни шло. Но делиться властью?.. Бедняга Калида! Вот к чему приводит родительский деспотизм.
– Хотя бы береги ее, – попросила она, чтобы не выглядеть бессердечной. – Ради меня, ладно?
Экран потух, и я снова уставился на свое отражение. В темном кабинете, подсвеченное индикаторами, оно выглядело странно, словно чужое. Что делает с нами ночь! Мне и раньше казалось, что с наступлением тьмы мои чувства обостряются, а ныне это сделалось явным. Звереем, а?
– Даже не знаю, благодарить ли тебя, – проворчала Голова со своего насеста. – Такое назначение!..
– Сделай одолжение, Кощей, откажись. Я как-нибудь выкручусь.